У поэта ничего нельзя украсть
А вот у продавца на рынке или у любого другого человека, который владеет частной собственностью, можно.
Мне грустно, когда поэт с негодованием говорит, что другой поэт у него "украл": стиль, прием, образ, "придумку". И дело даже не в том, что все все равно пользуются теми же метафорами, эпитетами и т. п.
Любопытно то, что стихотворение по определению не позволяет вместе с формальными приемами себя украсть. Что такое стих? Разбери на составляющие, напиши список и последовательность добавления ингридиентов - и ты обнаружишь, что у тебя в руках пустота.
Волошинов (Бахтин) в одной своей статье писал, что структуралисты, разбирая стихи на приемы, утрачивают идеологию, ценностную природу. Мне вообще не очень нравится слово "идеология", т.к. оно сводит все к классовой борьбе, что представляется мне недостаточным. Однако именно в ценности, универсальные смыслы - "поименованные" поэтом "боги" (Хайдеггер) - составляют новое.
Когда стих содержит смысловую новизну, он говорит читателю о чем-то, что больше него самого. Что значит для читателя "он сам"? - его мировоззрение, принципы, опыт, все эти фильтры, через которые он смотрит на мир и которые потому образуют мир. Что значит "нечто большее"? - в первую очередь, движение мысли. Слушатель сидит в зале, поэт на сцене. И вдруг звучит стих, который отзывается в душе слушателя, заставляет оглянуться: поэт смотрит не на него, а ЗА него, НАД его головой. Кто это там? - сам слушатель. И он узнает в стихе себя же - но не того, кем он уже является, а будущего-себя, лучшего себя, болящего новой болью и горящего новой мечтою. Он хочет себя сохранить. Он хочет запомнить стих. Мир сверкнул новой гранью.
Что это за узнавание? - Движение само-осмысления, которое также есть само-создание, созидание в себе человечности. Но тогда как эту мысль можно "украсть"? Как можно украсть новое движение мысли? Никак! Потому что: а) мысль содержится в стихотворном целом; б) человечность не есть собственность автора.
В моих стихах часто появляются образы дорогого мне Мандельштама: "сверток", "пучок", образы античности. Но, думается, сумей я в точности повторить в какой-нибудь своей строке его мысль, Осип Эмильевич бы рассмеялся, узнав, что его мысль - точнее, его "ткань", приходящая как "выпрямительный вдох" "после двух или трех задыханий", повторилась у меня. Получается, у меня ничего не появилось. И что же я тогда украла? Что же исчезло у Мандельштама? Ничего. Скорее всего, поэт вообще не услышан, если я как читатель - как его "дальний собеседник" - попугаем повторила высказывание и тем более его часть.
Но что, если бы в моем стихе мысль Мандельштама развилась, продлилась? Прекрасно! Ведь тогда мысль не исчезла (у автора), а умножилась. Ответом на тревогу и боль Мандельштама - нет деформацией этого ответа, а, значит, новым ответом, на уже другую тревогу и боль - на мою тревогу и боль - осуществляется новый мыслешаг в истории человекосозидания; сверкает новая грань мира; рождается новое значение и знАчение; и, стало быть, новая радость.
Мне грустно, когда поэт с негодованием говорит, что другой поэт у него "украл": стиль, прием, образ, "придумку". И дело даже не в том, что все все равно пользуются теми же метафорами, эпитетами и т. п.
Любопытно то, что стихотворение по определению не позволяет вместе с формальными приемами себя украсть. Что такое стих? Разбери на составляющие, напиши список и последовательность добавления ингридиентов - и ты обнаружишь, что у тебя в руках пустота.
Волошинов (Бахтин) в одной своей статье писал, что структуралисты, разбирая стихи на приемы, утрачивают идеологию, ценностную природу. Мне вообще не очень нравится слово "идеология", т.к. оно сводит все к классовой борьбе, что представляется мне недостаточным. Однако именно в ценности, универсальные смыслы - "поименованные" поэтом "боги" (Хайдеггер) - составляют новое.
Когда стих содержит смысловую новизну, он говорит читателю о чем-то, что больше него самого. Что значит для читателя "он сам"? - его мировоззрение, принципы, опыт, все эти фильтры, через которые он смотрит на мир и которые потому образуют мир. Что значит "нечто большее"? - в первую очередь, движение мысли. Слушатель сидит в зале, поэт на сцене. И вдруг звучит стих, который отзывается в душе слушателя, заставляет оглянуться: поэт смотрит не на него, а ЗА него, НАД его головой. Кто это там? - сам слушатель. И он узнает в стихе себя же - но не того, кем он уже является, а будущего-себя, лучшего себя, болящего новой болью и горящего новой мечтою. Он хочет себя сохранить. Он хочет запомнить стих. Мир сверкнул новой гранью.
Что это за узнавание? - Движение само-осмысления, которое также есть само-создание, созидание в себе человечности. Но тогда как эту мысль можно "украсть"? Как можно украсть новое движение мысли? Никак! Потому что: а) мысль содержится в стихотворном целом; б) человечность не есть собственность автора.
В моих стихах часто появляются образы дорогого мне Мандельштама: "сверток", "пучок", образы античности. Но, думается, сумей я в точности повторить в какой-нибудь своей строке его мысль, Осип Эмильевич бы рассмеялся, узнав, что его мысль - точнее, его "ткань", приходящая как "выпрямительный вдох" "после двух или трех задыханий", повторилась у меня. Получается, у меня ничего не появилось. И что же я тогда украла? Что же исчезло у Мандельштама? Ничего. Скорее всего, поэт вообще не услышан, если я как читатель - как его "дальний собеседник" - попугаем повторила высказывание и тем более его часть.
Но что, если бы в моем стихе мысль Мандельштама развилась, продлилась? Прекрасно! Ведь тогда мысль не исчезла (у автора), а умножилась. Ответом на тревогу и боль Мандельштама - нет деформацией этого ответа, а, значит, новым ответом, на уже другую тревогу и боль - на мою тревогу и боль - осуществляется новый мыслешаг в истории человекосозидания; сверкает новая грань мира; рождается новое значение и знАчение; и, стало быть, новая радость.
 |
art by Robert McCall |
Комментарии